Бездумная любовь

Бездумная любовь

Эти женщины сегодня очень одиноки, хотя у каждой есть дети…Они бесконечно любили и любят своих кровинок, но  их телефоны молчат, а почтовые

ящики пусты. Почему так получилось?

На днях мне пришло письмо. Восемь листов, исписанных мелким летящим почерком, и еще девятый, в который была завернута старая фотография. Прежде чем прочесть письмо, с интересом взглянула на снимок. Женщина с ямочкой на подбородке и тщательно зачесанными назад волосами прижимала к себе кудрявого ангелочка лет четырех. Пухлые губки ребенка были капризно надуты.

— Я много лет не писала писем, — сообщала мне с первых строк читательница, — и вот решилась.

Я взглянула на обратный адрес и почувствовала неловкость. Женщина писала мне из дома для  престарелых.   

— …Если бы кто-нибудь, — рассказывала она, — сказал мне, что свой жизненный путь я окончу в приюте, я не поверила бы. Ничто не предвещало беды. Она родилась и выросла на Вологодчине. В краю лесов и синеглазых озер. У нее был красивый голос и прелестные светлые локоны. Может, поэтому полюбивший ее паренек с темными глазами прозвал ее Ромашкой. Ромашкой он называл ее и потом, когда она стала его женой.

— Я люблю тебя, Ромашка моя, — написал он ей в записке в роддом, когда она, измученная тяжелыми родами, лежала возле окна и смотрела на кусочек синего неба.

— У нас замечательная дочка, — нацарапала она на обратной стороне записки и нарисовала маленький цветочек.

Закружился бумажный лоскуток по ветру и упал возле куста жимолости. Поднял ее молодой отец и засмеялся.  Другая жизнь наступила. Дочка у них.

— Уж как мы ее любили, — пляшут строчки письма. — С первого дня ей, еще несмышленышу, говорили о том, что все на свете для нее.

В три года ей купили первые золотые украшения. Маленькие сережки в виде капелек. В четыре ее прелестную шейку украсила дорогая цепочка с кулончиком.  Они жили под девизом: «Для Вики ничего не жалко».

Когда девочка перешла в третий класс, Лидия Васильевна тяжело заболела.

— Мамочка, — расплакалась  дочка, — я не хочу, чтобы ты ехала в больницу.

Она написала расписку и осталась дома. Рядом с Викочкой. И чуть было не поплатилась за это жизнью. Ее спас неожиданный приезд сестры, которая, застав сестру в полуобморочном состоянии, вызвала «скорую помощь» и, несмотря на слезы племянницы, отправила ее в больницу.

Ее спасли. Но когда она возвратилась домой, то нашла, что дочка без нее стала бледной и тихой. И она поклялась, что больше никогда не оставит своего ребенка ни с кем.

Читаю письмо и пытаюсь понять, откуда такая жертвенность, такое желание подчинить всю свою жизнь только интересам ребенка.

— После восьмого класса, — рассказывает она дальше, — Вике посоветовали учиться в музыкальном училище. В городе у нас такого не было. Я решила оставить работу и поехать с ней в Вологду.

Экзамены дочка выдержала, и ее приняли на хоровое отделение музыкального училища. Лидия Васильевна сняла квартиру в одном из тихих переулков у старенькой скромной вдовы.  И они стали учиться. Вернее, училась Вика, а ее мама занималась хозяйством. Ее муж, отец Вики, оставшийся дома, много работал и обеспечивал их деньгами.  Так они и жили. Лидия Васильевна старалась отказывать себе во всем, плохо питалась. И это в то время, как Вика баловала себя и новыми вещами, и косметикой, и частыми походами в театры и на дискотеки.

— Мне казалось, — писала она, — что дочка непременно оценит мои поступки. И в будущем, когда сама прочно встанет на ноги, у меня, наконец, наступит другая жизнь.

Я откладываю письмо. Мне жаль, искренне жаль эту женщину, которая всю свою жизнь посвятила своему ребенку, а в итоге…

Казенные стены, бесконечные ожидания хоть какой-то весточки от любимого дитяти и бессонные ночи с мучительным вопросом: почему все так получилось?

Я столько раз писала о святой материнской любви, творящей чудеса, и почти никогда о той, что не приносит счастья и радости.

— На последнем курсе моя девочка встретила свою любовь, — слова «девочка» и «дочка» она написала красными, чернилами, будто желая показать, что и сегодня считает дочку своим самым главным жизненным богатством.  Артур не понравился Лидии  Васильевне, но желание дочери она привыкла считать решающим.  Удивительно. На протяжении всей своей жизни Лидия Васильевна  ни разу не отказала ей ни в чем. Правильно говорила старая разбойница из сказки про Снежную королеву: хочешь воспитать разбойника, балуй ребенка изо всех сил.

Вика и Артур стали встречаться.  Для родителей Вики наступили еще более трудные дни. Дочь требовала все больше и больше денег. Отец Вики, открывший свой бизнес, прогорел с партией запчастей для иномарок. Дела фирмы пошатнулись.

И однажды, когда Лидия Васильевна набрала номер его телефона, вместо родного голоса услышала строгий женский: «Кто вы? Жена? Вам надо срочно приехать. У вашего мужа обширный инфаркт…»

На кладбище Вика прижалась к матери и разрыдалась. Наконец-то, подумалось Лидии Васильевне, дочь стала взрослой.

— Как же мы теперь без денег будем? — сквозь плач оркестра услышала потрясенная мать.

Вот тогда бы и задуматься ей о том, кого она вырастила. Но она и в этот раз простила Вику.  После смерти мужа для нее началась еще более тяжелая жизнь. По настоянию дочери она продала свою трехкомнатную квартиру и купила себе комнатку в коммунальной, а деньги отдала Вике.

Столько лет отдавая себя дочери, она не могла представить, как жить иначе. Устроившись в ателье, она продолжала отказывать себе практически во всем, откладывая деньги для Викочки.

Она не пишет, сколько все это продолжалось, но думаю, что так было до того самого дня, когда однажды на пороге  не появилась ее избалованная взрослая дочь с дорожными сумками в руках.

— Я с Артуром разошлась.

— Ну и ладно, — Лидия Васильевна была даже рада, что дочь опять с ней.

Листаю страницу за страницей, и жизнь незнакомой мне женщины проходит перед глазами. Нет, она даже не жалуется, просто констатирует то, что с ней произошло.

— С полгода мы жили дружно, — рассказывает она. — Я удачно продала семейную реликвию, картину Левитана, которую мне завещал дед. Мы улучшили жилищные условия и переехали из коммуналки. Новая квартира была просторной, солнечной. Но и она не смогла подарить этой женщине мир и счастье.

— Может быть, тому моя вина, — продолжает она свой горестный рассказ. — У меня была обнаружена язва желудка и мочекаменная болезнь. Тяжелые приступы измучили.

Больная мать стала раздражать Викторию. К тому же в ее жизни случилась любовь.  И однажды за завтраком Вика стала на все лады расхваливать дом для престарелых, в который якобы отправилась родственница подруги.  

Нашлись нужные люди, и через несколько месяцев Вика принесла путевку.

— Я вот все думаю, — заканчивала свое письмо Лидия Васильевна, — почему она так сделала? Ведь я всегда ее так любила, да и сейчас люблю. Она знаете, какая хорошая.

Нет, это было, по-моему, уже слишком. Автор письма не только не осуждала свою дочь-эгоистку, нет. Она продолжала любить ее и пыталась оправдать.

И тут мне припомнилась недавняя, случайная встреча с другой женщиной, которая вот так же уверяла меня, что ей несказанно повезло, что ее сын не пьяница, не наркоман, хороший семьянин.

— Мой Саша, он такой хороший, — приговаривала она, когда я пыталась ее приподнять, по ее же просьбе, со скамейки в сквере. Будучи совершенно больной, она отправилась в магазин, чтобы купить себе что-нибудь поесть. Но сил дойти до магазина  не хватило.

— Это у меня от голода, наверное, — она держалась за мое плечо, — не помню, когда горячее ела.

…В квартире стоял стойкий запах лекарств.

— Вы уж извините меня, — ей было неудобно за свою немощность. — Это меня смерть сестры совсем свалила. А так я потихонечку сама управляюсь.

Она слабо улыбнулась, а я пошла на кухню, чтобы согреть чаю и чем-то ее накормить. Чайник долго не закипал, и я вернулась к Галине Петровне. Она полулежала на кровати и смотрела на засохшие в вазе цветы.

— Может, выбросить? — предложила я и протянула руки к букету.

— Нет, — неожиданно громко закричала она, ее лицо изменилось, — это Саша подарил мне. На день рождения!

Она вновь заговорила о сыне. Слова ее были нежными и ласковыми. Верно, с ним что-нибудь случилось, подумала я, и мне стало неловко.

— А Саша ваш давно здесь был? — наконец, решилась я спросить.

Глаза пожилой женщины стали тоскливыми, и она быстро ответила:»Три года, два месяца и тринадцать дней…»

Ответ поразил меня. В комнате наступила тишина, которую нарушил голос Галины Петровны.

— Я жду его каждый день.Зачеркиваю даты в календаре, но он все не идет и не идет. Работы у него много.

Представьте, ее сын, ее распрекрасный Саша был не только жив и здоров, но и жил в этом самом доме двумя этажами выше. Причем жил с женой и дочкой-школьницей в квартире матери.

 — Когда мы приобрели здесь квартиру, — рассказывала позже Галина Петровна, — не было человека счастливее меня. Ведь много лет я только могла мечтать о просторной современной квартире. Муж, юрист по образованию, открыл частную практику, и у нас появились деньги. Мы долго выбирали район, дом, квартиру. Саше тогда уже шестнадцать исполнилось.

Ничто не предвещало беды, но разве мы ее когда-нибудь ждем? Скоропостижно скончался муж Галины Петровны. Они с Сашей остались вдвоем в большой квартире. Пять лет они с сыном были семьей. А потом он влюбился. И надо же такому случиться, что избранницей сына оказалась соседка Аня, жившая двумя этажами ниже. Галина Петровна, безумно любя сына, рассудила: ему мила, так пусть живут.

Она старалась не мешать молодым, заняла самую неудобную комнату, когда родилась внучка.  Но оказалось, что само присутствие матери в доме раздражало молодую супругу  сына.

— Пусть она идет в нашу квартиру, — услышала однажды она, — а мы сюда мою маму возьмем. Она и болеет реже, и характер у нее спокойней.

Галина Петровна почувствовала, что почва уходит из-под ее ног. Одно утешало, что сын промолчал в ответ на слова жены. Но через пару дней он заглянул в ее комнату: «Мам, поговорить нужно…»

— И я переехала сюда, в однушку, — ее голос бесцветен, — не сына же терять.

С тех пор я почти не вижу его.

— Он мне на праздники телеграмму прислал, — она ест сваренную мной овсяную кашу, — хотите, покажу…

Я отрицательно качаю головой.  Почему-то совсем не хочется смотреть на телеграмму, присланную сыном, живущим в соседней квартире. Захотелось поскорее уйти. Уйти от этой разрушающей материнской любви. Как невыносимо горько, что у любви есть и такая сторона.