Алые паруса любви

Наша читательница Анастасия Яковлева поступила вопреки современному тренду «Ты у себя одна, живи для себя». И вот что из этого получилось.

Ты не Ассоль

Именно это, брезгливо поджав губы, сказала мне тогда мама. Сама воспитывавшая меня на книгах Грина и других романтиков. И добавила:

— И Борис — не Грей, знаешь ли. А самый обычный подлец. Плюнь и забудь. Думай только о себе.

В принципе, то же самое говорили все вокруг. Друзья, родственники, даже наши с Борей дети. Потому что ситуация была на самом деле непростая.

У меня — рак груди. К счастью, на обратимой стадии. Но все это очень тяжело и неприятно. И операция, и химиотерапия. Я сильно похудела, подурнела, волосы выпали. Сил было совсем мало.

Боря сначала поддерживал. Мы с ним друг друга любили и всегда друг за друга стояли горой. Сыновья взрослые тоже рядом были, мама, друзья. Я очень чувствовала их поддержку, они словно вливали в меня свою энергию. Потому что собственной у меня на тот момент не оставалось никакой. А с болезнью бороться — энергии нужно невероятно много, поверьте.

И вдруг — Борис от меня ушел. В тот самый момент, когда коварная опухоль внезапно проросла метастазом.

Запах измены

В книгах, в кино, в жизни меня всегда изумляло — как жены не видят и не знают, что у мужа появилась другая. Ведь это же сразу заметно. Появляются иные запахи от человека. Он по-другому смотрит. Даже говорит и двигается иначе. Не знаю, как объяснить. Но любовницу я «почуяла», как только она появилась.

Сказать, что расстроилась — не сказать ничего. Меня это подкосило, кажется. И, наверное, отчасти из-за сильного стресса иммунитет дал сбой. А опухоль, которую мы вроде бы победили, проявила себя в другом месте.

Я молчала. Не говорила мужу ничего. Боролась, как могла, с болезнью и ждала. Он сам должен был принять решение — так мне казалось. И не хотелось подталкивать его к этому решению разговором. Боря и решил. Пришел в один «прекрасный» день и сказал:

— Настюш, я знаю, что нет цензурных слов, чтобы меня назвать. Но я больше не могу. Знаю, что ты все знаешь. Поэтому ухожу. Люблю ее. И рваться больше нет сил.

Бесцветный мир

Я часто слышала фразу, что от какого-то страшного известия у человека рухнул мир. Мой мир не рухнул. Он просто внезапно потерял цвет. Стал словно черно-белым. И каким-то размытым, водянистым.

Боль физическая усугубилась болью душевной. Лечение застопорилось и не приносило результатов. Потому что раньше я была окружена любовью и сочувствием. А сейчас к ним примешались и ненависть, и злость, и обида. Все, кто был со мной рядом, ополчились на Бориса и не скрывали этого. Исходила горем и ядом моя мама. Бились в безысходной ярости наши сыновья, не желавшие общаться с отцом после развода. Рыдали и костерили Борю мои подруги.

А я — словно застыла. Мне не верилось, что все это — со мной. И что человек, который был рядом четверть века, теперь не рядом. Мы ведь полгода не дожили до серебряной свадьбы.

Внезапное чудо

Господь, что-то забирая, обязательно что-то дает взамен. В этом я убедилась на собственном опыте. В тот момент, когда у меня совсем опустились руки и пропало всякое желание бороться с болезнью, появилась внучка. Вымоленная, долгожданная. Старший сын с женой долго лечились, отчаялись, подумывали об усыновлении. И вдруг — Лизочка. И, знаете, я воспряла. Поняла, что чудеса бывают. И что мне есть, ради чего жить.

Окружающие были уверены, что на жизнь меня вдохновила внучка. По большому счету, так и есть. Но свою тайну я не раскрыла никому — Лиза подарила мне надежду на Борино возвращение. Не спрашивайте почему, у меня нет ответа на этот вопрос. Но я настолько в это поверила, что в жизни появился двойной смысл. Лиза и ожидание. Ожидание еще одного чуда. Хотя мама и говорила, что мы с Борей вовсе не Ассоль с Греем. И алых парусов мне не дождаться.

Получите и распишитесь

Я вылечилась. Прошла тяжелую реабилитацию и снова стала собой. Веселой, легкой, жизнерадостной. Внучка росла, жизнь обрела краски. Я работала, пошла учиться рисовать и изучала вьетнамский язык. И — ждала. Может быть, глупо, но как в песне у Аллы Пугачевой «Не отрекаются любя». Каждый день я ждала, что Боря вновь появится на моем пороге. Ушла ревность, ушла обида, ушла боль. Я просто любила его — всею собой.

И дождалась — однажды раздался звонок. За дверью — молодая прекрасная дама. И инвалидная коляска со скрюченным старичком. В котором я с трудом, но узнала своего пятидесятилетнего мужа. Дама же, не спрашивая разрешения, закатила коляску в квартиру. И сказала:

— Вот. Возвращаю вам вашего супруга. Нас официально развели, ухаживать за инвалидом — увольте. Я еще молодая и хочу жить. А не судна целыми днями таскать и все деньги на сиделок тратить.

Я молчала. Дама сунула мне в руки папку с какими-то документами. Крепкий юноша внес в прихожую несколько сумок. И они оба испарились. Вот как так? Она же прожила с ним пять с лишним лет… Правда, со здоровым.

Из задумчивости меня вывел какой-то звук. Я опустилась на колени перед коляской. Мой Боря силился что-то сказать — и не мог. А по щекам у него текли слезы.

Престарелый «младенец»

Борю разбил инсульт. И молодая жена, даже не попытавшись как-то его реабилитировать, быстренько оформила развод. Каким-то образом присвоив себе все деньги Бориса, который уходил от меня очень состоятельным человеком. А вернулся — нищим инвалидом. Точнее — его вернули.

Близкие были в замешательстве. С одной стороны, они еще не перекипели обидой за меня. И очень на Бориса злились. С другой — как можно злиться на беспомощного калеку? Который и так получил по заслугам, как ни крути. Тем более, ведь никто из родных и друзей не знал, как я ждала мужа. И что готова была принять его любым.

Я засучила рукава. В прямом и переносном смысле. Потому что Боря достался мне практически в состоянии младенца. Его надо было заново учить двигаться. Есть. Говорить. И если с внучкой все это было легко и радостно, с мужем — тяжело и с болью.

Массажи, физиотерапия, бассейн, логопед, психолог. К счастью, те деньги, что достались мне после развода, я не трогала. И, учитывая «накапавшие» проценты, сумма на моем счету была крупная. Сыновья, простившие отца, тоже помогали. Но было все равно очень непросто — и морально, и физически.

Муж реабилитировался медленно. Плакал, злился. Обзывался, как маленький ребенок. Замахивался на меня слабой рукой. Но я понимала, что надо идти вперед. И через не могу, и через не хочу. Потому что врачи давали большой шанс если не на полное восстановление, то на довольно серьезное — точно. И я не собиралась сдаваться.

Рубиновые паруса

Серебряной свадьбы у нас, увы, не получилось. Зато рубиновая удалась. Несмотря на то, что мы вроде бы разводились. Но сорок лет все же провели вместе — ту историю я предпочитаю не вспоминать. Словно ее и не было.

Сорокалетие брака отмечали на даче — женились мы в августе, в самую прекрасную «урожайную» пору. Друзья семьи, родные, сыновья с женами и детьми: помимо Лизочки, у нас с Борей еще три внука. Шумно, весело, совсем, как в былые времена.

Муж, конечно, полностью восстановиться не смог. И блестящего финансиста из него бы уже не получилось. Но за десять лет мы с ним прошли огромный путь. К счастью, и инсульт был не очень обширным. И молодая жена сбежала от Бори практически сразу, так что реабилитацию удалось не затянуть. А после инсульта очень важно начать все необходимые мероприятия и процедуры как можно раньше.

Боря ходит, с палочкой, но сам. Полностью себя обслуживает. Говорит. Читать про себя, к сожалению, не может. Но я ему постоянно читаю вслух. Обожает внуков, и они души не чают в дедушке. Когда он, медленно и запинаясь, произносил свой тост за меня — гости плакали. И я сама утирала слезы. А разрыдалась окончательно, когда муж преподнес мне подарок: брошь в виде парусника с рубиновыми парусами. Конечно, с подарком помогли дети, но идея была его. Жалко, что моя мама не дожила и не увидела. Что немолодая Ассоль все же дождалась. И Грея. И алых парусов.